Жить до старости — боже тебя сохрани!
Проводи во хмелю свои ночи и дни,
Пока чашу еще из тебя не слепили,
Сам из рук своих чашу не урони.
В фильме «Таинственная история Бенджамина Баттона» главный герой родился старым, сморщенным старичком, шли годы и он молодел, а под конец жизни превратился в младенца. Хорошо было бы приходить в эту жизнь с минимальным набором знаний, возможно, удалось бы избежать многих ошибок.
И превращаться из старца в юношу намного приятнее, чем наоборот.
Но природа зачем-то задумала другой ход событий. Либо мы привыкли считать пиком жизни молодость, когда есть силы и физическая привлекательность, а это и не пик вовсе, а только репетиция и подготовка к чему-то важному. А пик — это старость. Высшая форма существования человека.
Ведь не зря срабатывают инстинкты, когда человек сталкивается с какой-то опасностью. Природа ведет нас на длинную дистанцию, но для чего?
У восточного мудреца Омара Хайяма есть множество четверостиший о старости. Одни — вопрошающие, пытливые, философские. Другие — наполнены горечью несбывшихся надежд. Третьи написаны с самоиронией. Четвертые — мысли о смиренности перед судьбой.
Все ушло навсегда — юность, ловкость, друзья…
Горечь вместо веселья пью медленно я.
Стан мой, бывший стрелою, как лук изогнулся,
Только посох чуть-чуть выпрямляет меня.
Когда я молод был, все тайны бытия,
Казалось, я раскрыл. Ах, ошибался я!
Мне разум говорит: «Ты ничего не понял,
Бесплодной и пустой прошла вся жизнь твоя».
О том, что человека ждет в старости
Не так давно я присутствовала при разговоре двух мужчин лет 40. Один жаловался другому, что самое лучшее в жизни уже прошло. И дальше будет либо рутина, либо скука, либо хуже — может начать барахлить здоровье, например.
Но его оппонент стал перечислять имена, мол, тот теорию доказал в 60, этот в кругосветку поплыл в 70, другой книгу написал в 80 и стал известным на весь мир прозаиком. Мол, не унывай, друг. У тебя еще есть шанс стать популярным, богатым, любимым и желанным.
А мне кажется, что сомнения человека в счастливом будущем одолевают неспроста. Для того чтобы сделать открытие или написать гениальный роман — нужны годы упорной работы. Человек чувствует, что урожай его трудов вот-вот созреет. И ему интересно жить, он предвкушает свой триумф, пусть и поздний.
Если же человек занимал всю жизнь позицию «моя хата с краю», «я никому ничего не должен» или убегал от ответственности, то и старость будет такой же — невнятной и тусклой. Одинокой. Радоваться будет нечему. И руку некому будет подать, как писал один из поэтов.
Ушла впустую жизнь, и не вернуть назад.
И вот еда вредна, и вот дыханье — смрад.
Сперва-то каждый рад плевать на все наказы…
Потом терзаемся, из жизни сделав ад.
О физическом ощущении возраста
Нам со всех сторон кричат о пользе ЗОЖ. О том, как беречь зрение, сосуды и психику. О том, как важна для пожилых физическая активность. Отказ от вредных привычек, диета… Авторитетные люди с экрана телевизора вещают: «Если соблюдать все правила, можно дожить хоть до 100 лет. И чувствовать себя, как огурчик».
Но правда в том, что природа не щадит никого, даже тех, кто сидит на фруктах и воде. И занимается физкультурой по два часа в день. Человек в 70 чувствует себя на 70, а в 80 — на 80. Разве что мозг и душа имеют свойство молодеть, если человек этого сильно захочет. Но и тут без тренировок не обойтись.
А вот наша внешняя оболочка перед возрастом робеет. И это в какой-то степени даже нормально:
Я — словно старый дуб, что бурею разбит;
Увял и пожелтел гранат моих ланит,
Все естество мое — колонны, стены, кровля, —
Развалиною став, о смерти говорит.
Сад лица твоего — жаль — бурьяном зарос,
И тюльпан твоих щек в клюве ворон унес.
Даже киноварь уст, и она потемнела,
На багрец твоих губ ветер осень принес…
Старость — дерево, корень которого сгнил.
Возраст алые щеки мои посинил,
Крыша, дверь и четыре стены моей жизни
Обветшали и рухнуть грозят со стропил.
О преимуществах старости
И все же, дождить до старости лучше, чем не дожить до нее. С возрастом меняются ценности, взгляды на многие вещи. И даже за трансформацией собственной личности интересно наблюдать.
И в какой-то момент, когда становится понятно, что жить осталось столько лет, что по пальцам пересчитать, появляется какая-то особая любовь к миру, к близким, к стране, к жизни в целом. И хочется, чтобы земля запомнила твой лик не злым и апатичным, а добрым и светлым. Появляется снисхождение к людям и событиям в мире. Не то, чтобы равнодушие. Но понимание, прощение, принятие…
Родные места, лица, мелодии заставляют сердце трепетать, а слезы сами бегут по щекам. В этой сентиментальности и ранимости души — много мудрого смысла:
Чем ближе к смерти я, тем каждый день живей;
Чем царственнее дух, тем плоть моя скудней…
Все удивительней вино существованья:
Чем отрезвленней я, тем становлюсь хмельней.
Чем дольше старика грехи и годы гнут,
Тем больше и надежд на благосклонный Суд.
Чем хорошо дела откладывать на завтра?
Судья, слегка остыв, не так уж будет крут.
Чем меньше мне дышать, дыханье все полней.
Чем медленней иду, догнать меня трудней.
И все живое мне, простившемуся с жизнью,
Чем чужероднее, тем ближе и родней.
